Тайна страдания.

Когда оказываешься в сетях несвободы, прошлое сужается до размеров глазка в двери, и только ночью этот до боли крошечный глазок становится шире и показывает все то, чего, волею судьбы, внезапно лишаешься. Лица родных и близких, стены дома, даже хорошо знакомый двор, в котором ты живешь с детства - все предстает во сне так, как оно и есть на самом деле. И кажется, что прошло огромное количество времени с того момента, как захлопнулись за тобой огромные ворота тюрьмы и двери камеры.

Время тюрьмы. Оно летит неосязаемо, совсем не так, как на свободе - оно не отмечено ни работой, ни домом, ни встречей с родными. Когда находишься в несвободе, и все вокруг напоминает тебе об этом, мозг старается так или иначе отторгнуть восприятие сегодняшнего дня, н принимает объективные горькие вести и продолжает питаться воспоминаниями, добрыми и хорошими, которые в силах укрепить мужественное расположение духа и состояние терпеливого спокойного ожидания, просветленного покоя душевного.

Я обращаю внимание на то, сколь действенной оказывается практика духовного самовоспитания. Умение отрешиться от преходящего и жить днем сегодняшним, умение принимать окружающий мир, пусть и враждебно настроенный, с должным смирением и душевным спокойствием является одним из главных умений, особенно уважаемым в подобной обстановке. Сохранять постоянно спокойствие, незамутненное никакими внешними проявлениями злобы и агрессии, мне представляется одной из составляющих главных добродетелей - Веры, Надежды, Любви. Четвертая компонента - умиротворение.

Действительно, ничего хорошего, казалось бы, не предвидится. Пожалуй, ничего внушающего надежду в этих стенах нет и не было. И тем не менее, животворная сила человеческого духа - в спокойствии и умиротворении, так или иначе, дает о себе знать, Именно она, замечая разгорающийся скандал, дает о себе знать мудрым советом, умиротворяющей фразой, юмором, призванным гасить конфликт в самом зародыше, не доводя его до трагического финала, до драки.

Всегда можно успокоить словом любые проявления враждебности, агрессии и злобы, хотя бы попытаться это сделать, ведь попытка мира - это уже половина мира.

В условиях несвободы всплески немотивированной агрессии достаточно часты. Тому есть и внутренние, и внешние причины. Нередко человек, доведенный до исступления изматывающими и длительными судебными заседаниями, на которые приходится ездить так часто, срывается на окружающих, вымещая на них свою досаду и негодование, свою обиду на жизненные несправедливости. И в такой момент умиротворение всегда может придти на помощь ожесточенному и гневному уму. Доброе слово, рука, положенная на плечо, поддержка и сочувствие, слова мира и спокойствие, даже простое понимание и сопереживание дадут ожесточенному сердцу покой.

Тайна страдания глубока и практически непостижима. Страдание отягощает и гнетет душу, делая ее мрачной и непокоренной. Но еще больше страдание отягощает душу и туманит рассудок, если оно не разделено пониманием окружающих.

К примеру, женщина, только похоронившая своего мужа, неустанно плача и скорбя по усопшему, принимает соболезнования и от родственников покойного, и от его друзей, и от знакомых, и от соседей. Все приходящие в дом в эти дни строго блюдут законы скорби, выражая безутешной вдове свое соболезнование произнося слова сочувствия, разделяя, таким образом, ее скорбь и печаль утраты. Даже если смерть ее мужа трагична и скоропостижна, ей все равно говорят, что там, куда он попадет, ему будет значительно лучше, чем на грешной и бренной земле. Бедную женщину утешают, прекрасно понимая ее скорбь и помогая ей пережить столь тяжкую утрату - родственники и дети ездят с ней на кладбище, проводят все необходимые обряды и ритуалы, связанные со смертью ее мужа, не оставляя ее одну в этом страдании и скорби.

Страдание питается сочувствием, милосердным сопереживанием - катарсисом ( лат. умением сопереживать). Разделить боль - это ощутить ее как свою собственную, испытать ее своим сердцем, своей душой, своим телом так близко, как будто она и есть твоя собственная.

Не зря на похороны в древности нанимали плакальщиц. В Древнем Риме за гробом патриция Тита Юния Марциала шло три сотни женщин-плакальщиц, неустанно возносивших рыдания и осыпавших волосы пеплом. За гробом императора Суллы (IV в. до н. э.) шло две тысячи плакальщиц. Они обошли весь тогдашний Рим вдоль крепостной стены, издавая стоны и плача, и царапая свои лица руками в память о досточтимом императоре.

Итак, страдание должно быть разделенным, иначе оно теряет всякий смысл, становясь гневом и ожесточением против всего рода человеческого. Период особенно острого страдания непременно должен быть разделен людьми близкими и сочувствующими, и это сочувствие должно быть неподдельным.

И тогда страдание, пережитое однажды, отпечатавшееся в сердце, перейдет в глубокую и светлую печаль, в светлую память, хранимую годами.

Но как же быть со страданием и угнетением психики, связанным с пребыванем в несвободе, в тюремных стенах? Есть такое понятие, не занесенное в уголовный кодекс - "неопределенка". Так и это страдание, точнее, его длительность и глубина, оказываются неопределенными и растянутыми во времени на никому не известный срок. Естественным свойством человеческой психики является стремление к определенности: "да" или "нет", "любит" или "не любит". Эмоциональный ряд всегда требует ответа на эти вопросы, чтобы помочь рассудку решить, как определиться с ответом на них. А если решение затягивается не по своей воле и вне зависимости от желания заключенного? Тогда страдание принимает растянутую во времени форму бесконечного ожидания. И, в отличие от безутешной вдовы, страдающий в заключении человек не должен ни в коем случае утратить надежду и сложить руки перед этой бедой. Хоть это страдание и размыто в сроках, и может быть длительным, умиротворение, вера и надежда на лучшее остаются для заключенного островком покоя в бушующем океане людских обманов и горестей.

И если вера его крепка, а надежда, взращенная в душе его, дает свои и прекрасные плоды, то он мужественно пройдет через все жизненные неприятности и преграды, не склонит головы перед неудачами и выйдет, наконец, на желанную дорогу свободы. Тогда сердце его будет не отягощено ненавистью, поскольку крепкая вера будет в нем - вера в лучшее в человеке и надежда на понимание и сострадание со стороны окружающих, родных и близких, тех, кто всегда протянет пуку помощи.

Тем не менее, страдание так или иначе среди различных человеческих эмоций имеет свою мистическую, притягательную силу. Не зря же на Руси сочувственно относились всегда к сидельцам (заключенным) и каторжанам. Всегда на северных дорогах, где проходили этапы каторжан, невзирая на окрики конвойных, подбегали к этапу старушки в белых платочках и проворно совали в руки идущих то хлеб, то картошку, то пакет с махоркой. Конвойные, обычно относившиеся строго к своим обязанностям, делали вид, что не замечают.

Особое обаяние для женщин имели мужчины, отбывшие каторгу или иное наказание - они обладали особым шармом. Каторжанский уклад приучал к чистоте и порядку, они были опрятными и аккуратными в повседневной жизни, нередко получали возможность хорошей работы, поскольку были придирчивы и педантичны в своем занятии. Такие мужчины были взыскательны и требовательны и к женщинам, и в быту - каторжанские представления о жизни плотно врастали в быт городов и поселков.

И к людям, отбывшим наказание или каторгу, отношение со стороны окружающих и властей было двойственные: в дореволюционной России отбывший каторгу ходил отмечаться в течение года раз в неделю к уряднику или в городовую управу - в зависимости о тяжести содеянного им преступления. Урядник собирал свидетельства у соседей такого человека во избежание повторения преступления, составлял на него обзорный лист и раз в три месяца отсылал в городовую управу. Проверки городовой управы делались не реже 1 раза в год, и урядник обычно обязан был предупреждать своих надзорных о визитах такого рода.

Не следует забывать также, что еще со времен декабристов на каторжан делался особый упор со стороны народовольцев и будущих революционеров. Именно из этого слоя населения происходили самые пламенные борцы с существующим строем, с жизненными несправедливостями. По окончании срока действия советской власти и ко времени развала Союза последние остатки жалости и сочувствия к людям, отбывшим наказание, окончательно выветрились. Христианское милосердие, остававшееся долгое время под запретом, постепенно истощалось. И так тяжело восстановить в изверившихся людях понятия веры и соблюдение древних, освященных нашими прадедами обычаев!

Медленно, понемногу, далекими кружными путями возвращается к людям вера, возвращается понимание добра и милосердия человеческого друг к другу.

А отношение к отбывшим срок наказания все еще остается по-советски непреклонным. Предвзятое отношение к такому человеку не дает ему возможности устроиться на такую работ, на какую ему бы хотелось, надзор со стороны властей выглядит просто оскорбительным - каждый четверг писать унижающие объяснения о том, где находился и чем занимался в течение недели.

Подозрения и недоверие со стороны соседей часто приводят к бытовым конфликтам, в большинстве случаев основанным на личной антипатии и неприязни к "отсидевшему". В такой обстановке этому человеку, прямо скажем, приходится нелегко. И ужиться в атмосфере, дышащей недоверием и кипящей подозрениями - нужно иметь мужество и достаточно сильную веру и терпение. Что же удивительного в том, что в определенные моменты жизни терпения этому человеку может недостать, и провоцирующее поведение соседей может стать последней соломинкой, сломившей спину верблюда?

Умиротворение, терпение и внутреннее спокойствие - первое, чем нужно запастись попавшему в беду несвободы человеку. И Бога просить о том же, неустанно умолять о сопереживании, поскольку все мы одиноки в этом мире, и только вера и надежда ниспосланы нам Его властью.

 

СИЗО №13

Камера 2.7.9

Май , 2003 год.

***

Страдания не должны ожесточать. Страдания возвышают нравственно и облагораживают. Вне зависимости от того, какие они - нравственные или физические. Они возвышают личность, имеющую определенные идеалы, до осознания своей сопричастности этим идеалам. И чем выше некая незримая нравственная грань, планка, что ли, согласно которой человек отмеряет, что он может себе позволить, а что будет несовместимо с его принципами, тем выше, острее переживаться будет переносимое страдание. Очень большой удар наносится переносимым страданием по чувству собственного достоинства, и даже человеку, обладающему железными нервами и олимпийским спокойствием невыносимо тяжело переносить пытки нравственные и унижения физические. Самообладание и упражнения в этой области, умение держать себя в руках, не поддаваясь на провокации никакого характера, дают возможность удержаться на той тонкой грани восприятия, на которой еще возможно внутреннее сопротивление и возможность противостоять агрессивной внешней среде. Страдания, причиняющие нравственную боль, переносятся различными людьми совершенно по-разному. Различные психотипы совершенно иначе воспринимают условия несвободы, в соответствии с различным порогом восприятия, социальными условиями и привычками, со степенью адаптации, в том числе. Осознание непривычности нахождения в несвободе, осознание жестких психологических барьеров, стоящих на пути к свободе и невозможности следовать своим привычным занятиям, соблюдать привычный образ жизни, даже очень стойким и сильным духом личностям вначале оказывается очень тяжело. Но постепенно понимание того, что в своей беде он не одинок и рядом с ним находится огромное количество людей, переживающих подобные тяжелые жизненные испытания и старающихся с честью выйти из трудного положения, в которое они попали волею судеб. Период привыкания к резкому переходу из состояния свободы в условия тюремного режима, т.е. жесткой несвободы, у каждого психотипа различен. Скажем, люди, в характере которых преобладает доминанта сангвиническая или холерическая, вспыльчивые и самолюбивые по нвтуре, осваиваются в этой тяжелой напряженной обстановке далеко не просто. Их тяготит не столько сама необходимость подчинения режиму, а невозможность выплеснуть куда-либо свою чрезмерную подвижность, отсутствие активной деятельности чрезвычайно гнетет их жгучий темперамент. Люди такого склада характера поначалу ищут выхода, активно протестуя против своего заключения под стражу, и этим совершая нарушения против условий тюремной несвободы, что немедленно карается карцером, лишением передач и правом пользования отоваркой, лишением сигарет, в том числе. Все эти меры заставляют их либо протестовать еще дальше, нарываясь на дальнейшие неприятности, либо же укротить дух и заставить себя смириться с создавшимся неудобным для них положением. Любое ущемление их прав на свободе люди такого склада характера воспринимают со свойственной их темпераменту агрессией и неприкрытым желанием избавиться от источника, вызывающего подобные эмоции. В условиях тюрьмы они, попадая в другие условия и критически сознавая ситуацию, ведут себя несколько иным образом, примеряясь к тем условиям, в которые они поставлены.

Люди, для которых доминантой характера является меланхолический или флегматический темперамент, как ни странно, быстрее уживаются с жесткой несвободой. Именно спокойствие и некая скрытая печаль, являющиеся основными составляющими их характеров, дают им возможность быстрее адаптироваться к окружающей обстановке и относительно спокойно отнестись к ней. Такие личности не склонны качать права, агрессивно отстаивать свою точку зрения, активно протестовать, но, как ни странно, их миролюбивая спокойная политика быстро завоевывает неприкрытое уважение со стороны сокамерников и администрации. Как правило, они не вмешиваются ни в какие скандалы, сами их никогда не провоцируют и не вступаются за скандалящего, не поощряя, таким образом, агрессивно отношение в решении подобных вопросов. Эта точка зрения действенна, поскольку трудно заработать нарушение, не вступая в конфликты. Эти люди чаще всего во всем обвиняют себя или соучастников, спокойно и терпеливо относятся к происходящему, смиренно ожидая перемен к лучшему. Им несвойственны страстные выпады в адрес администрации, угрозы в отношении сокамерников - они спокойны и в обычной жизни, ибо такова характеризующая их доминанта. При этом они далеко не всегда являются оптимистами - скорее, многие из них могут быть пессимистами, просто природное спокойствие и выдержка помогают им быстрее смириться и определиться в подобной ситуации, найти свое место и в этом безотрадном периоде жизни.

Сыну

Была я раньше тихой и пугливой,

То было в раннем детстве - и прошло.

Девчонкою была я шаловливой

И в школе разбивала я стекло.

Легко училась, пела, рисовала:

Кому сегодня это объяснить?

Как жаль, мой сын! Мне так осталось мало,

И не связать оборванную нить.

Звенит душа, избитая до боли,

Весь короб зла, сомнений и обид

С собой я заберу в свою неволю.

Душа, сынок, по-прежнему болит.

Тоска опять своим ужалит жалом,

Прости, сынок, - секретов больше нет.

Я больше жизни о тебе мечтала.

Уходит жизнь, тебе оставив свет.

 

Мне нужно будет написать целый цикл "Письма из тюрьмы", причем выработать для этого целую стратегию - никакой романтики в тюремном заключении как в таковом, нет. Собственно, как и в наркотиках - то же самое. Только наркотики подразумевают тюрьму духа, а тюрьма - это заключение для тела. Свобода всегда живет внутри человека, и это - главное.